Расскажите про усть неру

Опубликовано: 26.12.2017

ЭПИЗОДЫ МОЕЙ ЖИЗНИ.

Вступление в жизнь и первые шаги в ней:

Под старость лет решил кое-что восстановить из моей жизни. Не для посторонних, а так, частично для себя, частично для моих детей и внуков. Это сохранившиеся фотографии и краткие комментарии к ним.

Как водится, начинать надо с самого начала. Так вот, на свет я появился 15 декабря 1945 года. По рассказам мамы, произошло это событие на пути её следования в Ленинград, который я прервал на станции города Житомир. Именно поэтому местом моего рождения записан этот прекрасный город на Украине, в котором я, к сожалению, ни разу в жизни так и не побывал.

По причинам, для меня до сих пор непонятным, в феврале 1947 года мама со мной на руках отправилась в далекое путешествие, целью которого был один из пунктов тогдашнего ГУЛАГа – поселок Усть-Нера, расположенный в Оймяконском районе Якутской АССР, у слияния двух рек, Индигирки и Неры. Район Усть-Неры — Оймякона известен, как евразийский полюс холода. По температурному минимуму это второй самый холодный в зимнее время город России после Оймякона. В те достаточно далекие времена здешнее население, состоявшее главным образом из заключенных и тех, кто был с ними рядом, обеспечивало приток золота в государственную казну.

В 1939—1941 годах в устье реки Неры, притока Индигирки, в районе будущего посёлка работала экспедиция Валентина Александровича Цареградского (1902—1990), советского государственного деятеля, начальника Геологоразведочного управления и заместителя начальника Главного управления строительства на Дальнем Севере НКВД СССР (Дальстроя). Генерал-майор инженерно-технической службы (1945), Герой Социалистического Труда (1944), Лауреат Сталинской премии (1946).

В то время там были разведаны десятки богатейших россыпных месторождений золота. В 1942 году были открыты первые золотодобывающие прииски, произведена первая разведка вольфрамового месторождения «Аляскитовое». В 1944 году было организовано Индигирское ГПУ (горно-промышленное управление) Дальстроя.

Зима 1960-е годы.

В 1945—1946 годах построено первое здание школы. Первый выпуск средней школы № 1 состоялся в 1951—1952 гг. В 1947 г. было построено новое 2-этажное здание школы. Территория стройки школы была обнесена колючей проволокой, так как её строили заключённые. В посёлке в 1949—1958 годах был Индигирский лагерь Дальстроя; заключённые строили Магаданскую трассу, прииски, дома, добывали золото.

Эпизод первый (дошкольный период):

Первые воспоминания носят отрывочный характер. Помню, что несколько лет жили не в Усть-Нере, а в пригородном хозяйстве Балаганнах, обеспечивавшим райцентр овощами, мясом и молоком. Там же был расположен большой женский лагерь, в котором мама работала в медсанчасти. Там же я впервые научился сидеть на лошади и освоил азбуку.

Сентябрь 1951 г. Справа – мама.

Лето 1952 года. Якутия, поселок Усть-Нера, берег реки Индигирки.

Со мной рядом сидит Георгий Звенигородский. В то время он был гражданским мужем моей мамы, Снетковой Марии Михайловны. Позже, записывая меня в школу, он сделает это под своей фамилией, в результате чего пять первых лет учебы я был Михаилом Звенигородским. И это при том, что по свидетельству о рождении я должен был носить фамилию мамы.

Примерно так все мы выглядели в детском садике в 1951 году (матросский танец в исполнении моей группы, часть моего лица – 4-й слева):

В том же детском садике годом раньше (мне 4 с половиной года, я – в центре):

Воспоминания этого периода, естественно, носят отрывочный, мозаичный характер. Помню сильный испуг, когда перед фотографированием я нечаянно уронил свою винтовку – за это сильно ругали. Помню, как порезал палец, а мама вместо того, чтобы меня пожалеть, хохотала и показывала в зеркале моё испачканное кровью лицо.

Одно из ярких воспоминаний этого периода – большое наводнение 1951 года. Мы жили тогда на улице Индигирской, примерно, в 100 – 150 метрах от берега реки. В спешном порядке, захватив всё самое необходимое, вместе с соседями мы перебрались в район Ампора, расположенном на террасе у подножий гор с северо-восточной стороны поселка. Помню, как я плакал, когда увидел головы лошадей, которых уносил стремительный водный поток. В поселке тогда это был почти единственный вид транспорта.

Эпизод второй: начало школьной жизни:

1 сентября 1953 года я поступил в первый класс Усть-Нерской средней школы. Таким образом, я стал учеником «второго потока» этой школы. Первый выпуск состоялся в 1952 году.

Первой моей учительницей, которая, как правило, запоминается на всю жизнь, была Евдокия Капитоновна Одегова. Женщина строгая, малоулыбчивая, не терпевшая малейшего беспорядка, она научила нас многому, но главное – это серьезному отношению к учебе. Отметка в качестве измерительного инструмента знаний была для неё на первом месте. Тишина на её уроках и дисциплина были «железными». Хорошо помню такой эпизод: в ходу у мальчишек того времени в качестве «огнестрельного оружия» были «поджиги», которые мастерили из латунных трубок, запаянных, чаще заклепанных, с одной стороны, изогнутых под углом так, чтобы их можно было прикрепить к деревянной рукояти, вырезанной в форме пистолета. В начале трубки делалась узкая прорезь для некоего подобия фитиля. С дульной стороны в трубку набивали серные головки спичек. Их плотно утрамбовывали, затем при помощи резинки приспосабливали гвоздь таки образом, чтобы при натягивании резинки он фиксировался на специальном прибитом возле цевья гвоздике. Затем пальцем освобождали резинку, и конец гвоздя резко ударял по «заряду» в трубке. Раздавался оглушительный выстрел, сопровождаемый густыми клубами серы. Восторг обладателя такого оружия был неописуем. В школьном дворе на всех переменах раздавалась пальба, и я не помню, чтобы взрослые принимали какие-то решительные меры по борьбе с ней. Но для того, чтобы во время перемены произвести как можно больше выстрелов, нужно было «зарядить» несколько таких «пистолетов». Вот наш Юрка Колесов, парень спокойный, добрый, сидевший в третьем классе, по-моему, уже третий год, старательно готовился к перемене. Не знаю, почему, но у него сорвался спусковой крючок, и в мертвой тишине класса раздался громовой выстрел. У бедной Евдокии Капитоновны, объяснявшей решение задачи на доске, от неожиданности выпал из рук мел. Мы сидели, раскрыв рты. Побелевшая не то от испуга, не то от гнева, учительница в мгновение ока пересекла всю классную комнату, как перышко, выхватила из-за парты Юрку, который был даже чуть выше её ростом, и за шиворот понесла мальчишку на расправу к директору. Разумеется, тут же мы были вынуждены все разоружиться и под страхом неминуемого возмездия как со стороны Евдокии Капитоновны, так и родителей наших, больше никогда на приносить в школу ничего подобного…

Гораздо позже, уже отслужив в армии, я пришел работать в свою школу старшим пионервожатым.

Мы часто со смехом вспоминали с Евдокией Капитоновной этот и другие похожие случаи из её многолетней практики. Примерно, в 1969 или 1970 году она с семьей, уйдя на пенсию, выехала из Усть-Неры в центральные районы страны, и связь с ней у меня прервалась.

Наша школа во время наводнения, 1951 год.

В пятом классе к нам в качестве классного руководителя пришла Лена Александровна Буторова, начавшая учить нас немецкому языку. С самой первой встречи она объяснила нам, почему она не Елена, а Лена. Увязывала она это с названием якутской реки Лена и с событиями 1905 года, расстрелом рабочих на ленских золотых приисках. Женщина она была необыкновенная. Веселая, добрая, внимательная к нашим детским проблемам, прощавшая наши нечаянные шалости, но не терпящая вранья и подхалимства, чем порой злоупотребляли наши девочки, она просто покорила нашу вольницу. Праздники, походы, игры, всякие там конкурсы – весь арсенал воспитательных мер использовался на все 150%. Но больше всего нас поражало её умение выражать свои мысли на иностранном языке. Помню, как однажды на уроке мы в буквальном смысле слова устроили её «экзамен»: просили назвать её по-немецки всё, что видели вокруг. Ответы шли практически без пауз, и мы были просто ошарашены такими познаниями. А она сказала нам, что при старании и терпении мы можем овладеть языком даже лучше её. Тогда мы ей, конечно же, не поверили, но вскоре я убедился в этом на собственном опыте. Не знаю почему, но на её уроках я чаще других получал «пятерки». С течением времени этот предмет стал для меня профессией. А Лена Александровна – виновница того, что я вот уже почти сорок лет учительствую.

Лена Александровна Буторова, Усть-Нера, конец 1950-х.

Именно она была моей перовой наставницей в качестве учителя немецкого языка, каковым мне довелось стать уже в 1968 году. В те годы мне было доверено совмещать работу старшего пионервожатого с преподаванием языка в 5-7 классах. Связь с Леной Александровной прервалась после 1971 года, когда я переехал в Якутск, а Лена Александровна вернулась на свою родину, в Новгород. И вот недавно я узнал, что Лена Александровна ушла из этой жизни в июне 2012 года, прожив 82 года…

А это уже лето 1958 года. Я перешел в шестой класс. Годом раньше мама в очередной раз вышла замуж. На этот раз брак был зарегистрирован официально. Новый муж, Владимир Федорович Алатырцев, усыновил меня, и с этих пор я ношу его фамилию. Владимир Федорович уговорил маму оставить работу в хирургическом отделении районной больницы (она была старшей медицинской сестрой отделения). Домик наш был продан, и мы всем семейством переехали из Усть-Неры на старательский участок прииска Маршальский, где отчим стал золотодобытчиком, а маму приняли на работу в качестве фельдшера этого маленького поселочка.

Эпизод третий ( год в Туле ):

После переезда на старательский участок встал вопрос о продолжении учебы. Ближайшая школа находилась на прииске Маршальский, почти в сорока километрах от участка. Так как при школе не было общежития для ребят, пришлось проситься на квартиру. Но люди эти оказались очень расчетливыми. В конце первой четверти они подняли цену за мое у них проживание, в результате чего я опять оказался дома. Меня перевели на экстернат (до сих пор не могу понять, как это удалось моему отчиму: такая форма обучения для подростков в те годы на Севере не была распространена). Весной мне пришлось сдавать экзамены за шестой класс. С большим трудом получил «тройки» почти по всем предметам и официально был переведен в седьмой. При этом моих родителей строго-настрого предупредили, что больше не допустят нарушения закона о всеобщем образовании.

Тут пришло письмо из Тулы, от маминой сестры тёти Жени (Евгении Михайловны Головкиной). Они с мужем, узнав, что я почти весь учебный год просидел дома, предложили маме отправить меня к ним в Тулу. У них у самих было двое детей, старшая дочь Люба, моя ровесница, и братишка Витя, который был на три года моложе. Так я попал в центр страны. Меня тепло приняли, записали в 20-ю школу, в которой учились Люба с Витей. Сейчас эта школа является гимназией.

Несмотря на очевидные пробелы в знаниях, я все-таки сумел достаточно успешно справиться с программой и вполне прилично сдал экзамены по итогам 1959 – 1960 учебного года. В полученном свидетельстве об окончании семилетки было всего три «тройки» - по геометрии, русскому и литературе. Сказалось недостаточное знание программы 6 класса.

Поскольку деньги на мое содержание от родителей поступали крайне редко, а семья Головкиных вовсе не была зажиточной (папа, Иван Павлович, учился в милицейской академии в Москве, а мама работала экономистом в колонии для взрослых), для них лишний рот становился явной обузой. Да и мальчиком - паинькой я тоже не был. Правда, особенным хулиганством тоже не отличался, но драчки, разбитые окна, порванная одежда случались. Вот и пришлось мне возвращаться в Усть-Неру.

Эпизод четвертый (продолжение учебы в Усть-Нере):

С учетом явно предубежденного отношения моих родичей к интернату, при поступлении, точнее, при возвращении в восьмой класс родной школы, меня приняла к себе на квартиру мама моей одноклассницы Лены Агабабян Лидия Викторовна. У неё, кстати, тоже было двое детей – Лена и младшенький Витя, который ещё не ходил в школу. Относилась же она ко мне по-доброму, ничем не подчеркивая разницу между своими детьми и мной. И хотя у них мне было достаточно комфортно, я все же понимал, что постоянное пребывание в семье по сути чужого человека создает определенные проблемы. По этой причине я настоял на согласии родителей о продолжении моей учебы в девятом классе в пришкольном интернате.

Кстати, после окончания восьмого класса, на летних каникулах началась моя трудовая биография. Нас, нескольких восьмиклассников, уже овладевших навыками работы с логарифмической линейкой, пригласили на летний период на работу в качестве техников-вычислителей (звучит-то как солидно, особенно для нас, 14-летних подростков). А по окончанию работы вместе с первой зарплатой нам были вручены трудовые книжки… Таким образом, мой трудовой стаж на сегодняшний день превысил полувековой рубеж.

Школа наша была в райцентре единственной. Располагалась она в двухэтажном деревянном здании. В те времена это было самое большое и самое вместительное строение. Училось в ней около полутора тысяч детей. Таким образом, занятия проходили в три смены (с учетом работы школы рабочей молодежи). Для проживания ребятишек из приисков на территории школы был построен одноэтажный интернат, в который я и пришел 1 сентября 1962 года. К этому времени было завершено строительство нового школьного здания, тоже двухэтажного, но в каменном исполнении и, что для нас в те годы стало самым важным, со спортивным залом.

Именно благодаря этому, многие из нас самым активным образом пристрастились к спорту. Мы старались использовать каждую минутку на переменах, в перерывах между сменами, по вечерам, не говоря уже о выходных днях, для того, чтобы поиграть в волейбол, баскетбол, полазить по канатам, повисеть на брусьях и кольцах. Учителя только приветствовали такую тягу и никогда не прогоняли нас «учить уроки». А такие как Валентин Семенович Соседов и Лидия Николаевна Солодкина и сами носились с нами по спортплощадке. И это ещё при том, что спортивный зал одновременно был и актовым, в нем проводились все торжественные и праздничные мероприятия.

Вот несколько сохранившихся фотографий того славного времени:

Баскетбол и настольный теннис, лыжи и волейбол на долгие годы стали мои увлечением.

Больших успехов в спорте я не достиг. Но занятия физкультурой, легкой атлетикой, баскетболом, настольным теннисом хорошо помогли мне позже – во время армейской службы и в период работы в органах безопасности. А особенно легко при помощи спорта мне было находить общий язык с моими будущими учениками.

Школьная жизнь наша была «боевой и кипучей». Комсомол, вечера, праздники, трудовые десанты, походы, соревнования, диспуты, работа с подшефными малышами (именно она во многом определила выбор моей будущей профессии).

Даже была попытка приобщения к искусству театра. В десятом классе к нам пришел учитель истории, Добриков Владимир Григорьевич, который был «фанатом» этого искусства. Под его режиссерским руководством был поставлен спектакль по пьесе А. Островского «Снегурочка». В этом спектакле, который с большим успехом прошел не только в школе, но и на сцене районного Дома культуры, мне довелось исполнить роль Мизгиря. Таких ужасов перед выходом на сцену, которые я испытал тогда, мне больше никогда не приходилось пережить. И дело не в том, что я не знал текст или так уж боялся зрителей. Почему-то меня всегда начинал разбирать дикий смех в самых неподходящих для этого местах Идет диалог между Мизгирем и царем Берендеем, роль которого исполнял наш бедный режиссер. А меня буквально «душит» смех, который я изо все сил пытаюсь подавить. И от этого получается такой «утробный» голос, что Берендей недвусмысленно глазами показывает на свой посох…

Но главным все же была учеба, хотя она же и была источником многих наших переживаний, бед и неприятностей.

Особенными успехами в знании школьных предметов похвастаться не могу. Достаточно тяжело давалась математика и химия. Приходилось прилагать много усилий, чтобы иметь «четверки» по этим дисциплинам. А вот что касается литературы, немецкого, истории и, как это ни странно, физики, то здесь я чувствовал себя как рыба в воде. И эта легкость приводила порой к печальным результатам. Хорошо помню совместное собрание родителей, учителей и нас, грешных, в десятом классе. Подводились итоги первой учебной четверти. Доставалось всем по заслугам. Выступавшая Нина Ивановна Бескорсая, наша любимейшая учительница литературы и русского, говоря обо мне, сказала так: «Кроме успешных ответов Агабабян и Соколовской, которые всегда готовы к уроку, и ответов Алатырцева, который НЕ всегда готов, но умеет мыслить, хороших ответов в классе мало».

Как бы то ни было, но подошло время прощания со школой. Попали мы во время очередной реформы системы образования, когда школы перевели на одиннадцатилетний курс обучения, имея в виду подготовку выпускников по какой-либо практической профессии. Так, например, вместе с аттестатом зрелости я получил квалификационной удостоверение токаря-фрезеровщика третьего разряда. И школу мы закончили в возрасте 18, а кое-кто и 19 лет.

Дело в том, что большая часть моих бывших одноклассников были вынуждены уйти из школы после седьмого класса. Жизнь была не очень легкой, и родители многих ребят решили, что их детям необходимо быстрее получить профессию. Другая группа ребят выехала вместе с родителями, реабилитированными после ХХ съезда партии, в центральны районы страны. Так, от нас уехали после восьмого класс братья-двойняшки Вовка и Сережка Павловы. Мы учились вместе три года и два года жили в интернате. Мальчишки были чудесные, но совершенно разные не только внешне, но и по характеру. Вовка появился на свет на 15 минут раньше Сереги. И это давало ему право вести себя как старшему. Учился Володя хорошо, прекрасно играл в баскетбол, но был немного суховат. А Серенький (так его звали наши девочки) был просто душой любой компании, всегда веселый, открытый, дружелюбный, учился, перебиваясь с «тройки» на «четверку» и никогда не расстраивался по этому поводу. Они уехали в Москву. Володя закончил Бауманское училище, а Сережка – текстильный институт. К великому сожалению, связь с ними мне установить так и не удалось, они оба рано ушли из жизни…

В девятый класс к нам пришли «второгодники» - Витя Буренин, Алька Статкевич и Саша Егоров. Они шли годом раньше нас, но в девятом классе, что называется, «задурили». Повальное увлечение группой Биттлз, находящейся тогда у нас в стране практически под запретом, привело к тому, что их «придавили» неудовлетворительными оценками и оставили на второй год. А ребята были классными, хорошие друзья, спортсмены и большие умницы, Приведу только один пример. Олег Статкевич и Саша Егоров «завалили» экзамен по математике. Разозлясь, они сказали нашей математичке, Валентине Федоровне Ипатенко, что не только успешно пересдадут экзамен, но и поступят на математический факультет Якутского госуниверситета. И ведь сдали и поступили! Правда, потом они поменяли ВУЗы, но оба получили высшее образование и стали прекрасными людьми. Мы поддерживали связь друг с другом, но в прошлом году Олег ушел из жизни. А с Сашей мы постоянно перезваниваемся и изредка встречаемся.

Поддерживаем связь и с другими нашими сверстниками - с Сережей Скудневым и Леней Лозоватором (они в Москве), с Сашей Ларионовым (Ленинград), с Толиком Сергуновым (Иркутск) и с другими, правда, все это эпизодически…

Таким было начало моего жизненного пути. Это начало с 1947 до 1971 года определила родная Усть-Нера. После неё было много других поворотных пунктов как в географическом, так и в карьерном смыслах. Но это уже другие эпизоды жизни, с Усть-Нерой связанные только виртуально…

Октябрь 2013 г., пос. Чернь, тульская область.